Иллюстрированный журнал Владимира Дергачёва «Ландшафты жизни. Самые "древние" люди на Земле (аборигены Австралии). Огненная земля

Владимир Дергачев


http://vozlelesa.ru/wp-content/uploads/plemya-yaganyi-zhivyie-lyudi.jpg

Огненную Землю за шесть и более тысячелетий до прихода европейцев заселили индейские племена. Они пришли с север на Край Света, где должны были или погибнуть или выжить. Они выжили благодаря силе воли, адаптировавшись к местным экстремальным условиям.
По археологическим данным представители племени морских охотников и собирателей яганов были древнейшими обитателями Огненной Земли. Позже на архипелаг пришли охотники алакалуфы и селькнамы (она).

Дожди, холод и пронизывающий ветер долгое время охраняли землю и аборигенов от «цивилизованных» европейцев. В северо-восточной части Огненной Земли жило племя она. Западом Огненной Земли и островами Западно-Патагонского архипелага владело племя алакалуф , а на юге обитали ягана — самые южные люди Земли.

Удивительно, но на Краю Света на суровой неуютной земле, пронизанной жгучими ветрами, где летом температура не поднимается выше 10-15 градусов на солнце, ягана и алакалуфы не носили никакой одежды, смазывали свое тело жиром морских котиков и тюленей. В суровом климате Огненной Земли аборигены жили практически голые, стойко выдерживали сильные патагонские ветры, дождь и холод. Лишь при ураганном ветре индейцы набрасывали на спину накидки из шкур животных. Нормальная температура тела у яганов была несколько выше, чем у обычного человека и достигала 38°. Изучением этого феномена занимался английский естествоиспытатель Чарльз Дарвин, который вывез несколько индейцев в Лондон, но по причине неприспособленности к современной жизни эти люди довольно быстро стали умирать, от обычных болезней, а также от ношения одежды.

Яганы, а точнее метисы, и сегодня живут на юге архипелага Огненная Земля, в том числе на острове Наварино. В первой половине 19 века их начитывалось до 3 тыс. человек. К настоящему времени сохранилось примерно 1,6 тысяч метисов. На родном языке говорят предположительно несколько человек. В прошлом традиционное занятие яганов — охота на морских млекопитающих, птиц, гуанако, рыболовство, сбор моллюсков и съедобных водорослей. Оружие — копья и гарпуны с костяными наконечниками, пращи, дубины, реже — лук и стрелы с каменными наконечниками. Большую часть года яганы вели бродячий образ жизни, передвигаясь вдоль берега на лодках из древесной коры. Жилища-шалаши сооружались с каркасом из веток и покрывались дёрном, травой, водорослями и листьями. Пищу (мясо, рыбу, яйца, моллюсков) готовили на раскалённых камнях или в золе. Воду хранили в вёдрах из коры, подогревали, опуская туда раскалённые камни. Самоназвания яганов «ямана» значило «жить, дышать, быть счастливым».

Последние потомки индейцев ямана проживают на острове Наварино в поселке Укике в 2 км от чилийского Пуэрто-Уильямса. Представитель племени Кристина Кальдерон (1928 года рождения), вместе со своей внучкой и сестрой, написала воспоминания «Хочу рассказать вам историю» (2005), в которых собраны яганские сказки, рассказанные ей представителями старших поколений племени.

А лакалуфы были морскими кочевниками, рыбаками, ловцами моллюсков, охотниками на морского зверя (тюленей и выдр), плавали вдоль побережья на каноэ. Несмотря на малую численность (не более пяти тысяч) алакалуфы исторически делились примерно на десять племён. В 1881 году одиннадцать индейцев были вывезены с Патагонии в Европу, где их выставляли как животных в Париже в Булонском лесу и в Берлинском зоопарке. Из них лишь четверо вернулись в Чили. Согласно переписи 2002 года, оставалось 2622 этих индейцев (преимущественно метисов), живущих на острове Веллингтона.

Селькнамы жили в глубине острова Исла-Гранде, охотились на гуанако — копытное животное рода лам семейства верблюдовых. Мясо гуанако употреблялось аборигенами в пищу, из шкур изготовлялась примитивная одежда в виде меховых накидок и теплых шапок конической формы. Селькнамы были самой многочисленной индейской общиной на архипелаге. Суровые природные условия островов выработали у аборигенов особые методы приспособления к неблагоприятному климату и поразительную способность к выживанию в условиях пронизывающего дождя, ветра и сильных холодов. Все огнеземельцы как кочевые народы не строили постоянных жилищ. Селькнамы , охотившиеся на гуанако, делали себе временные жилища из шестов и шкур. Прибрежные ямана и алакалуфы также сооружали временные жилища, сплавляясь на каноэ.

Огнеземельцы говорили на нескольких неродственных языках. Индейцам удавалось передавать собственные ощущения и происходящее в окружавшем мире в виде метафор. Из вымирающего яганского язык некоторые слова сохранились как своего рода лингвистический феномен, занесенный в книгу рекордов Гиннесса в качестве наиболее емкого и труднопереводимого слова за всю историю человечества. Mamihlapinatapai означает «взгляд между двумя людьми, в котором выражается желание каждого в том, что другой станет инициатором того, чего хотят оба, но ни один не хочет быть первым». Существенные различия в языке, образе жизни и занимаемых экологических нишах препятствовали контактам.

Первыми из европейцев с аборигенами Огненной Земли познакомились в 1519 году моряки кругосветной экспедиции Фернана Магеллана. В 1578 году их видели англичане Френсиса Дрейка, но в контакт с ними не вступали. В конце 1774 года, во время своего второго кругосветного плавания, острова Огненной Земли посетил Джеймс Кук. Сопровождавший его в путешествии немецкий естествоиспытатель Георг Форстер приводит в своих записках подробное описание местных индейцев: «Они небольшого роста, меньше 5 футов 6 дюймов, с большими толстыми головами, широкими лицами, очень приплюснутыми носами и выступающими скулами; глаза карие, но маленькие и тусклые, волосы черные, совершенно прямые, смазанные ворванью и свисающие вокруг головы дикими космами... Вся их жалкая одежда состоит из старой небольшой тюленьей шкуры, укрепляющейся при помощи шнура вокруг шеи. В остальном они совершенно нагие и не обращают ни малейшего внимания на то, что не допускает наша благопристойность и скромность. Цвет кожи у них оливковый с медно-красным оттенком и у многих разнообразился полосами, нанесенными красной и белой охрой… Вообще характер их представлял странную смесь глупости, безразличия и вялости…»

В декабре 1823 года — во время третьей кругосветной экспедиции на шлюпе «Предприятие» — у берегов Огненной Земли останавливался русский мореплаватель Отто Коцебу, оставивший довольно мрачное описание местных жителей: «Человек… нуждается в солнечном тепле для развития своего организма. Поэтому здесь он — не более чем животное... Полагают, что их предки бежали сюда, будучи вытеснены из другой, более удобной местности. Здесь они деградировали до животного состояния и ныне не имеют других потребностей, кроме поддержания самым отвратительным образом своего жалкого существования…».

Заново «открыл» индейцев Огненной Земли в 1832 году Чарльз Дарвин, высадившийся на Огненной Земле во время кругосветного путешествия на корабле «Бигль». Дарвин был также поражен первобытным и примитивным видом аборигенов: «Вид огнеземельцев, сидящих на диком заброшенном берегу, произвёл на меня неизгладимое впечатление. Перед глазами предстал образ — вот так же, когда-то давно, сидели наши предки. Эти люди были совершенно наги, тела разукрашены, спутанные волосы свисали ниже плеч, рты раскрылись от изумления, а в глазах затаилась угроза…».

Однако соотечественник Дарвина, английский исследователь Уильям Паркер Сноу, побывавший на Огненной Земле в 1855 году, пришел к совершенно иным выводам об аборигенах. Описывая их неопрятный внешний вид и первобытные привычки, Сноу отмечает: «…многие огнеземельцы, живущие на Восточных Островах, обладают приятной и даже привлекательной внешностью. Понимаю, что это идет вразрез с тем, что описывал в своих трудах мистер Дарвин, но я говорю лишь о том, что сам видел…». Позже учёный обнаружил, что аборигены «живут семьями». Местные женщины отличаются скромностью, а матери очень привязаны к своим детям.

Семья местных индейцев с Огненной Земли. Фотография конца 19 века.


http://4.bp.blogspot.com/-eM6T3lMbDyE/VquI4-Q2jJI/AAAAAAAAkGs/9jdVOoYIy-U/s1600/13%25281%2529.jpg

Начало колониальной эпохи на Огненной Земле положило конец оригинальной культуре местных индейцев. После того, как в 1886 году румынский авантюрист Джулиус Поппер нашел на Огненной Земле золото, началась «золотая лихорадка». Колонизаторам потребовалось немало усилий, чтобы сломить сопротивление местного населения. Окончательный приговор огнеземельцам, особенно селькнамам , вынесли овцы. В конце 19 века небольшое стадо овец, вывезенное с Фолклендских островов на Огненную Землю, через несколько лет расплодилось, и тут выяснилось, что в сыром, холодном климате, под вечными ветрами у овец отрастает необычайно густая, длинная шерсть. В результате охотничьи угодья индейцев стали стремительно вытесняться пастбищами. Пытавшиеся охотиться на овец индейцы безжалостно уничтожались.

Когда европейцы (чилийцы и аргентинцы), овцеводы и миссионеры, стали осваивать Огненную Землю, вместе с ними пришли и европейские болезни, такие, как корь и оспа, от которых огнеземельцы не имели иммунитета.
Значительную роль в вымирании аборигенов сыграло традиционное отсутствие у них понятия частной собственности. Охотники она (селькнамы) сильно страдали от завезённых колонистами на острова овечьих стад, интенсивно поедавших траву — основную пищу гуанако. После их исчезновения аборигены были вынуждены начать охоту на овец, и, таким образом, вступили в конфликт с колонистами, вооружёнными огнестрельным оружием. В результате численность как селькнамов , так и яганов резко уменьшилась. Не исключено, что значительную роль в их вымирании сыграла также утрата основных источников пропитания, так как промысел китов и тюленей освоили европейские и американские моряки.

Значительные сведения о материальной и духовной культуре индейских племен Огненной Земли содержатся в записках немецкого миссионера Мартина Гузинде, опубликованных в 1925 году. В 1919 — 1923 годах он совершил четыре экспедиции на архипелаг и посетил все три племени огнеземельцев, участвовал в их повседневной жизни.

***
Король Патагонский . В 80-е год 19 века француз Антуан де-Тунэн , скромный адвокат из провинциального городка, отправился на Край Света для защиты местных аборигенов от европейцев. В 1865 года шестеро арауканских вождей заключили военный союз против общего врага, а Антуана де-Тунэна провозгласили Орели I, королем Арауканским . Чилийские власти после долгого преследования поймали «короля» и выдворили во Францию.

В 1873 году в Патагонии вновь появляется упрямый француз, он же Орели I, король Арауканский, а теперь «и Патагонский», который ешает в этот раз натравить друг на друга Аргентину и Чили. Он остается на аргентинской стороне Анд и пытается вызвать пограничные конфликты. Но индейцы не доверяют странному белому, а установить связь с остатками верных арауканцев ему не удается. Скоро он попадает в плен к аргентинским войскам и его вновь отправляют во Францию.

Через два года, он в очередной раз появляется в Южной Америке в Буэнос-Айресе и просит о разрешении поселиться в Андах, но ему отказывают. В 1878 году Антуан де-Тунэн умирает во Франции со своими королевскими указами, знаменами и учрежденным им орденом.

***
Контакты с европейцами, попытавших привить индейцам «цивилизационные» ценности с помощью меча и креста привели к трагедии. «Просвещённые» европейцы конца 19 века уничтожили индейцев Патагонии, которые мужественно сопротивлялись целых три века после нашествия конкистадоров. Белые миссионеры, можно сказать из лучших своих побуждений, «запаковывали» голых индейцев в одежду. Она часто намокала, долго сушилась и стала одним из источников различных заболеваний, наряду с подаренными европейскими болезнями, против которых у местного население не было выработано иммунитета. В частных бандитских армиях вознаграждали каждого за «отрезанное ухо или яйца». Поэтому умиляет сегодняшняя память о совершенном геноциде. Вас во многих местностях Патагонии приглашают посетить музеи, посвящённых вырезанным индейцам.

Аборигены Австралии, как считают ученые, появились на континенте по крайне мере 50 000 лет назад. Процесс заселения происходил в течение последнего Ледникового периода из Юго – Восточной Азии, хотя кто – то считает из Индии. Местные аборигены считаются «прототипами» древнего человека В этом можно убедиться, лишь взглянув на несколько фотографий – огромные, не свойственные современному человеку черты лица, томный взгляд, крупное непропорциональное тело.

Жили себе аборигены, пока не прибыли европейцы в конце 18 века и начали борьбу за территорию и воду. В тот период погибла немалая часть местного населения, к тому же завоеватели привезли «европейские» заболевания, которые лишили жизни более половины местного населения.

В результате войн, многие из аборигенов оказались в резервациях и не имели гражданских прав. Лишь в 1967 году коренных жителей признали гражданами, исчезли резервации, стали отдавать исторические земли, переименовывать названия, стали обращать внимание на искусство.

Это цивилизация считается наименее изученной и примитивной ныне существующей на нашей планете, а ученые называют аборигенов наиболее отсталыми (естественно, с нашей точки зрения) людьми. Хотя, не буду скрывать, я бы с ними согласилась.
«Белые» в отсутствии своей культуры, открывают галереи искусства, продают за совсем нескромные деньги картины аборигенов (от 3000 до 40 000 дол), создают мастерские, в которых можно прийти и вместе с аборигенами нарисовать картину. Сами же аборигены сдают земли в аренду, например известное Улуру. Ныне современные австралийские аборигены производят впечатление, не то что ужасающее, но как – то вводит вступр. Одеты в растянутые китайские футболки и штаны, неопрятные женщины, все это отталкивает. Они совсем другие, ходят толпами, из стороны в сторону, из магазина в магазин. В городах они смотрятся очень нелепо, местные жители пытаются не обращать на них внимания, такое ощущение, что даже самый последний иммигрант из чужеродной страны будет австралийским «белым» гражданам ближе, чем местный абориген.
Что они делают сейчас? Трудно сказать, австралийское государство платит им сейчас достаточные пособия, на которые можно неплохо существовать. Часто можно найти аборигена распивающим алкоголь, или валяющимся в парке или ночующим в русле пересохшей реки, (по – русски «бомж»)

Первый раз в жизни мне кого – то было неудобно и страшно фотографировать, то ли взгляд у них неадекватный, то ли казалось, что такая махина просто ударить может кулаком. Фотографировала я их в основном втайне, иногда из машины. Пару раз они за фото попросили денег.. 20 долларов. На вопрос, «можно ли тебя сфотографировать?» отвечали, что фотографируй его и показывали на соседа.

Мартовским днем 1923 года 60 индейцев на лодках причалили к берегу пролива Бигла. На Огненной Земле стояло позднее лето, дождь немного стих, и воздух прогрелся до плюс девяти. Милю за милей пробирались индейцы по лабиринту островов и проток, чтобы только увидеть последний раз друга, единственного европейца, которого они приняли в свое племя.

Звали этого человека Мартин Гусинде, он был немец, родом из Бреслау (ныне — Вроцлав в Польше). На берег пролива он захватил пищу и подарки. В тот день он прощался навсегда с индейцами племени ямана и делал последние снимки. В последнюю минуту он «содрогнулся, взглянув на эту горсточку людей», — такие слова Мартин записал вечером в дневник; четыре года он вел его день за днем.

Люди, стоявшие перед Мартином, были немногие, оставшиеся из племени ямана, с доисторических времен населявшего южную оконечность Америки. Природные условия этих мест как бы направлены против человека: нескончаемые бури и снегопады, вечный холод, но индейцы приспособились к ним. Ни один белый человек не сравнился бы с ними в стойкости. У них был необычайно выразительный язык. И все же, и все же... «Страшная судьба отсчитывала последние годы их жизни», — записал Гусинде.

Мартин Гусинде увлекался этнографией и фотографией. Это удачное сочетание позволило запечатлеть повседневную жизнь индейцев, которую он наблюдал несколько лет. Он знал, что близится час их гибели, и не мог предотвратить его. Он лишь пытался сохранить в памяти человечества их обычаи, образ жизни — своими фотографиями, своими записями. Кроме того, ему хотелось — можно сказать, увы, постфактум — изменить дурную славу, что сложилась о них в Европе.

В 1520 году Фернан Магеллан первым из европейцев проплыл из Атлантического океана в Тихий по названному впоследствии в честь него проливу, разделявшему Американский континент и Огненную Землю. Ночью матросы Магеллана видели множество огней — то были костры индейцев — потому и назвал он эту местность Tierra del Fuego, Огненная Земля. И он, и последующие мореплаватели были убеждены, что открытые ими места были окраиной легендарной Южной Земли, континента, занимавшего, как тогда считали, территорию вокруг Южного полюса.

Лишь в 1616 году два голландских капитана обогнули мыс Горн и установили, что Огненная Земля — остров. Долго еще никто не интересовался этим заброшенным клочком суши, где вечно шел снег или бушевал ураган; о побережье его бились громадные волны, а суша была недоступна из-за ледников и заросших папоротниками лесов. Лишь спустя два столетия европейцы поближе познакомились с обитателями Огненной Земли.

Немецкий естествоиспытатель Георг Форстер, очутившийся на Огненной Земле в 1774 году с экспедицией Джеймса Кука, описал характер огнеземельцев как «диковинную смесь глупости, безразличия и праздности». Даже Чарлз Дарвин полстолетия спустя назвал их «бедными, жалкими созданиями... с безобразными лицами».

Их язык показался ему «клекотом и шумом, которые едва заслуживают называться членораздельной речью». Пренебрежительный отзыв известного ученого отчеканил в умах европейцев облик обитателей Огненной Земли.

В 1881 году остров поделили между собой Аргентина и Чили. К тому времени овцеводы уже вытеснили индейцев с привычных им мест охоты. На беду индейцев, на Огненной Земле нашли золото, и вскоре сюда вторглись старатели. Начался последний по счету геноцид на Американском континенте. Индейцы всем мешали: они охотились за овцами, не зная, что такое частная собственность, брали в лагерях золотоискателей все, что им приглянулось. В те годы охотники за скальпами получали по фунту стерлингов за каждую пару ушей, отрезанных у убитых индейцев. Те же туземцы, которым удавалось спастись от головорезов, оказывались беззащитны перед занесенными европейцами болезнями — туберкулезом, корью. Уцелевших добивал алкоголь, к которому они быстро пристрастились. Через полстолетия, когда в 1919 году Мартин Гусинде впервые приехал на Огненную Землю, число индейцев сократилось с восьми тысяч до шести сотен.

Мартину было тогда 32 года. Он был миссионером, преподавал в частной немецкой школе в Сантьяго. А в свободное время страстно занимался этнографическими исследованиями. Для этого приходилось брать отпуск за свой счет. Всего, чтобы изучить отдаленные уголки затерянных островов, Мартин Гусинде потратил в общей сложности 22 месяца. В 1925 году он вернулся в Европу и опубликовал свои записи в трех томах. На сегодняшний день его книги остаются самым обширным источником сведений о жизни огнеземельцев.

Остров населяли три народности. Племя, называвшее себя селькнамами, занималось охотой и кочевало по внутренним районам, придерживаясь троп, по которым передвигались гуанако, главный объект их охоты. Европейцы назвали это племя она. Важнейшую часть их имущества составляли лук и стрелы, кремень для высекания огня и толстая накидка из шкур гуанако. Чтобы спастись от холода, она натирали свои голые тела глиной и жиром гуанако. По ночам спали в хижинах, сложенных из бревен и мха, тесно прижимаясь к тлевшему костру.

Кроме них, на Огненной Земле жили и морские кочевники: ямана (их еще именуют ягана) и халаквулупы (в научной литературе — алакалуфы). Каждый день они плавали в лодках по лабиринтам проливов и проток. Алакалуфы населяли западное побережье, ямана — многочисленные островки близ мыса Горн. В лодке помещалась вся семья. В носовой части с гарпуном в руке сидел муж, напряженно высматривая тюленей. На другом конце лодки непрерывно гребла жена. Кроме того, ее обязанностью было нырять в ледяную воду за морскими ежами, а вечером привязывать лодку возле берега — поэтому островитяне учили плавать только девочек. Ветер, сырость, холод — даже при минусовой температуре индейцы оставались совершенно голыми. Не считать же одеждой кусок тюленьей шкуры величиной с носовой платок, с ремнем. Его передвигали по телу к самым замерзшим местам.

Из-за вечных холода и сырости морским кочевникам нужно было неустанно поддерживать огонь. Каждое утро, разбирая свои жалкие заслоны от ветра, они переносили в лодку тлеющие угли в плетенке и скупо кормили огонь мхом и ветками, пока не высаживались вечером на берег.

Гусинде побывал во всех трех племенах. Он жил с ними на стойбищах, участвовал в их свадьбах и похоронах, учился у знахаря и даже выдержал обряд инициации. Предчувствуя, что становится последним очевидцем гибнущих традиций, Гусинде, как одержимый, записывал все подробности виденного им.

Прежде всего надо было преодолеть страх индейцев перед фотокамерой. Он знал, что туземцы называют его «ловцом теней», и потому снимал очень осторожно. Среди сделанных им кадров — редки снятые скрытой камерой. В большинстве случаев фотографируемые индейцы специально готовились к съемкам, так что получились фотопортреты. Тщательно выбрав украшения, приняв подобающую позу, с глубокой серьезностью островитяне всматривались в объектив, которому предстояло сохранить последнюю память о них.

Из всех путешествий Гусинде самым трудным оказалось четвертое, длившееся более года. Четыре месяца из них он прожил среди она. Он спал на хворосте, ел полусырое мясо гуанако, умывался снегом и полностью завшивел. Затем два месяца этнограф провел в лабиринте островков у западного побережья Огненной Земли, пытаясь отыскать оставшихся индейцев алакалуфов. К тому времени их насчитывалось 250 человек. Все это время, не переставая, шел дождь, лишь изредка проглядывало солнце.

По его наблюдениям, у всех трех племен семья образовывала самостоятельную кочевую единицу с жестким разделением обязанностей между мужчиной и женщиной. Жизнь протекала в постоянных поисках пропитания. Они прерывались лишь праздниками, посвященными рождению и инициации, свадьбами и похоронами. Будни разнообразились еще ритуальными обрядами, когда люди обращались к духам природы.

Особое значение индейцы придавали воспитанию детей. Гусинде обнаружил, что матери из племени ямана в течение четырех лет хранили высушенную пуповину своих детей. Затем они ловили маленькую птичку — крапивника и приносили ребенку его пуповину и пойманную птицу; ребенок обвязывал пуповиной шею крапивника и отпускал его на волю. Поразительно, что, несмотря на все трудности кочевой жизни, индейцам удавалось четыре года хранить эти ломкие ленточки. Не говорит ли это о заботе, с которой матери относились к своим отпрыскам?

Самые глубокие представления о мировоззрении индейцев Гусинде получил во время инициации. Он был первым европейцем, которому ямана позволили участвовать в этом ритуале, знаменовавшем переход от детства к взрослой жизни. В течение нескольких месяцев испытуемым рассказывали заветы предков, этические принципы и посвящали в практические навыки своего племени. Им приходилось выдерживать тяжкие испытания. Долгое время они проводили в особо неудобной позе: голова наклонена, руки скрещены на груди, колени подобраны — порой десять дней подряд им не разрешалось расслабиться, вытянуть ноги; даже несколько часов сна им приходилось, повернувшись на бок, проводить в таком же положении. Зато как они умели отдыхать, даже скучившись на крохотном кусочке земли!

В первый раз ямана не позволили Гусинде делать записи. Но год спустя, во время другой инициации, ямана впервые разрешили ему зафиксировать на бумаге заповеди огнеземельцев.

Впрочем, не все ученые одинаково высоко ценят качество его обширных записей. Хотя Гусинде и удалось завоевать доверие индейцев, добровольно отвечавших на его бесчисленные вопросы, однако у него не было времени, чтобы изучить язык каждого из трех племен. Поэтому он зависел от не всегда знающего переводчика. К тому же к началу нашего века образ жизни огнеземельцев уже изменился из-за контактов с фермерами и миссионерами. Во многих семьях старинные обычаи и мифы бытовали лишь весьма отрывочно.

По этим кусочкам Гусинде восстанавливал, так сказать, «идеальную картину — доевропейского прошлого», справедливость которой никто уже не мог проверить. И вполне естественно, что эта картина, несмотря на трезвую и цепкую наблюдательность этнографа, все-таки сохранила в себе многое от его собственных представлений о том, что должны были думать и чувствовать индейцы. Как он сам признавался, им двигала идея, что индейцы Огненной Земли «как представители так называемых первобытных народов принадлежат к древнейшим из доступных нам сегодня человеческих групп... Моей целью было отыскать и сохранить сбереженные этим народом исконные человеческие ценности».

Миссионер Гусинде придерживался учения о верховном божестве, считая, что именно в отсталых культурах сохранилась древнейшая религия: вера в верховное божество, сотворившее мир и поддерживавшее миропорядок.

Впрочем, наибольшее место в его сочинениях занимают строго объективные описания повседневной жизни индейцев и их праздников. Эти записи содержат множество точных реалий и потому так же уникальны, как и многочисленные фотографии.

С помощью своего переводчика Гусинде познакомился с языками индейцев, о которых Чарлз Дарвин отозвался — увы! — так пренебрежительно. В действительности же языки отличались невероятным богатством — это относится ко всем трем языкам. С поразительной фантазией индейцам удавалось передать происходившее в окружавшем их мире, собственные ощущения и абстрактные идеи в виде метафор.

Для состояния душевной подавленности ямана, например, пользовались словом, означавшим самый болезненный период в жизни краба, когда он уже успел сбросить свой старый панцирь, новый же еще не вырос. Понятие «прелюбодей» им подсказал сокол, который, отыскав себе жертву, неподвижно зависает над ней. Понятие «морщинистая кожа» совпадало с названием старой раковины, а «икота» — с названием завала из деревьев, перегородившего путь.

Огнеземельцам удавалось выражать тончайшие нюансы жизни природы и человека. Так, «ийя» означало «привязать лодку к зарослям бурых водорослей», «окон»— «спать в движущейся лодке». Совершенно другими словами обозначались такие понятия, как «спать в хижине», «спать на берегу» или «спать с женщиной». Слово «укомона» значило «метать копье в стаю рыб, не целясь ни в одну из них». Что же касается их самоназвания «ямана», это слово значило «жить, дышать, быть счастливым».

Тем мартовским днем 1923 года Гусинде прощался с 60 выжившими людьми племени ямана. Хотя правительства Чили и Аргентины положили конец истреблению индейцев, смертоносного влияния алкоголя и занесенных приезжими болезней было уже не сдержать. В начале сороковых годов на Огненной Земле осталось всего около сотни индейцев.

Этнографический интерес Гусинде к первобытным народам и после того, как он вернулся в Европу, не угас, исследователь совершил еще путешествия к пигмеям в Конго, к бушменам в Калахари, к индейцам Венесуэлы и папуасам Новой Гвинеи. Он напечатал свыше 200 научных работ, выступал с лекциями по радио, преподавал в университетах Японии и США.

Мартин Гусинде скончался в возрасте 82 лет в 1969 году в Австрии. А спустя восемь лет на Огненной Земле умер старик Фелипе Р.Альварес, последний чистокровный индеец ямана.

По материалам иностранной печати подготовил А.ВОЛКОВ Фото из журнала «Geo»

Законы племени ямана объявлявшиеся юношам во время инициации и записанные Мартином Гусинде

Вот некоторые из них:

— Когда на твою стоянку придет много гостей и одарить всех ты не сможешь, подумай сперва о чужих; что останется, раздай родным и друзьям.
— Когда с несколькими людьми ты окажешься в краю, где родился, и они пожелают устроиться на ночлег, самое безопасное место уступи тем, кто не бывал здесь. Сам довольствуйся местом похуже. Не думай: какое мне дело до того, что чужаки лишатся своей лодки.
— Если тебе везет на охоте, позволь другим присоединиться к тебе. Более того: покажи им хорошие места, где водится много тюленей, добыть которых там не составит труда.
— Когда подойдешь к костру, усаживайся с достоинством, поджав под себя ноги. Смотри на всех собравшихся с дружелюбием. Не уделяй внимание кому-то одному из них; ни к кому не поворачивайся спиной. Не ходи в гости слишком часто.
— Если тебе предложили ночлег, останься. Помоги людям в их хлопотах. Никто тебя не станет просить о помощи. Но взгляни, быть может, у них не хватает воды или дров, или же перед входом не убран снег. Возьмись за работу. Таких людей повсюду приветят с радостью.
— Не болтай немедля о том, что услышал. Слишком легко посеять неправду. Потом люди задумаются, кто же был болтуном — тогда уж они разыщут тебя.
— Когда найдешь что-нибудь, не говори: это мое. Ведь вскоре может явиться хозяин. Стоит ему увидеть потерянную вещь в твоих руках, он укажет другим на тебя и молвит: вот вор! Ямана не терпят воров.
— Встретишь на дороге слепца, подойди к нему и спроси: куда ты идешь? Быть может, ты узнаешь, что он заблудился. Скажи ему тотчас: ты сбился с дороги. Он благодарно ответит тебе: стало быть, я заблудился. Тогда спроси его: куда тебя отвести? Он скажет: я хочу попасть к себе. Тотчас возьми его за руку и отведи.
— Если ты кого-то убил в гневе или по опрометчивости, не пытайся убежать. Найди в себе силы вынести все, что последует, не заставляй своих родичей отвечать за сделанное тобой.
— Никогда не забывай эти наставления, Если ты будешь держаться их, все пойдет хорошо, люди будут довольны тобой; они скажут о тебе: это хороший человек!

В популярной этнографической литературе обитате­лей южной оконечности американского материка приво­дят в пример, чтобы показать, как люди жили в дале­ком прошлом. Отсталость этих индейцев объясняется суровой природой их родины: земледелие здесь невоз­можно, рыбы немного. Охота и сбор съедобных моллю­сков время от времени в изобилии обеспечивали людей мясом, но это был ненадежный источник пищи, а сохра­нять мясо впрок во влажном климате и при отсутствии соли было нельзя. Сыграла свою роль и тысячелетняя изоляция индейцев крайнего юга континента от других племен.

Хотя Огненная Земля была открыта еще Магелла­ном, на протяжении трех столетий европейцы мало по­сещали ее берега. В XIX веке жители острова еще сохра­няли традиционный образ жизни. Индейцы она охоти­лись на гуанако так же, как первые люди, пересекшие 10 тысяч лет назад Магелланов пролив или, скорее, прошедшие по соединявшему его берега перешейку. Вдоль южного и западного побережья Огненной Земли и далее к северу, вдоль островков Чилийского архипе­лага, яганы и алакалуф охотились на морского зверя, собирали съедобные водоросли, раковины, грибы. По типу хозяйства и языку она были близки патагонцам, или теуэльче, обитавшим в степях и полупустынях се­вернее Магелланова пролива. Яганы и алакалуф гово­рили на языках, которые не родственны ни друг другу, ни каким-либо другим.

Огнеземельцы не имели никакой общеплеменной ор­ганизации, общего самосознания. Самой крупной социально-хозяйственной единицей была группа родственных семей численностью около ста (от 40 до 120) человек. Такая группа владела определенной территорией, в пре­делах которой ее члены охотились или искали съе­добных моллюсков. Большую часть года отдель­ные семьи бродили в поисках пищи, но время от вре­мени группа собиралась вместе для совершения риту­алов.

Как и у всех других племен, ритуалы имели для ог­неземельцев огромное значение. Именно тогда группа осознавала себя как целое, молодежь знакомилась с традициями племени, люди, много месяцев не видевшие друг друга, обменивались новостями, опытом, знаниями. Повсюду в Южной Америке общинные праздники при­урочивали к периоду года, когда изобилует дичь, рыба, поспевают плоды. Иначе было бы невозможно прокор­мить в течение нескольких дней, а то и недель собрав­шуюся в одном месте массу народа. Однако в сознании людей такая зависимость нередко искажалась: счита­лось, что не ритуалы совершаются в момент созревания плодов, а наоборот, плоды поспевают благодаря ритуа­лам. Индейцы она устраивали обряды зимой, переселя­ясь из внутренних областей главного острова к его во­сточному и северному побережью, где в этот период го­да можно было добыть достаточно пищи. У яганов и алакалуф таких сезонных передвижений не было. Если какой-нибудь группе удавалось наткнуться на выбро­шенную морем тушу кита или обнаружить особенно бо­гатое лежбище тюленей, эту весть передавали соседям, подавая сигнал дымом костра, и вскоре сюда начинали приплывать лодки.

Таким образом, праздник оказывался возможным, ес­ли хватало пищи. В то же время организация обрядов в этом случае становилась необходимостью. Среди со­бравшихся легко могли возникнуть ссоры и недоразуме­ния, их поведение следовало ввести в какие-то рамки, подчинить строгим, общепризнанным нормам. Даже че­ловек, склонный начать ссору, не решался это сделать во время праздника, так как верил, что духи не простят неуважения к ним.

Несмотря на разное происхождение всех трех огнеземельских племен и существенные различия в хозяйст­ве и образе жизни между она, с одной стороны, яганами и алакалуф, с другой, описанные у них обряды очень похожи. Это свидетельствует о том, что праздник вопло­щения духов отражал наиболее общие представления первобытного человека о мире, распространенные у на­родов, живших в разных условиях. Поэтому формы об­рядов легко заимствовались одними племенами у дру­гих.

Наши сведения о ритуалах индейцев, живших на южной оконечности американского материка, были бы крайне отрывочны, если бы не работы нескольких энтузиастов-этнографов, изучавших огнеземельцев в 20-х го­дах нашего века. В середине XIX века усилились контак­ты аборигенов с европейцами - моряками, миссионерами, колонистами. В результате распространились болезни, против которых у индейцев не было иммунитета. Чис­ленность она и яганов, полтора века назад достигшая соответственно четырех и трех тысяч человек, к 1918 го­ду сократилась до 300 и 70 человек. В этот критиче­ский момент немецкий католический священник и врач М. Гузинде впервые посетил Огненную Землю и решил, что его долг - пока не поздно спасти культуру обита­телей острова от забвения. В 1918-1924 годах он орга­низовал четыре экспедиции к яганам и селькнам. О тра­диционной культуре алакалуф ему удалось собрать меньше сведений, так как она пришла в упадок уже к началу нашего века. Почти одновременно с Гузинде ра­ботали его коллега М. Копперс и американский этно­граф С. К. Лотроп.

Впрочем, в эти годы огнеземельцы свои древние об­ряды больше не справляли. Но люди старшего поколе­ния хорошо помнили, как в юности участвовали в тор­жественных церемониях, и по просьбе Гузинде и Копперса исполнили их в последний раз. Конечно, нельзя ручаться, что все было сделано с должной полнотой. Например, по наблюдениям начала XX века у она был какой-то музыкальный инструмент, издававший непри­ятный и резкий звук. Очень возможно, что он звучал на празднике и должен был передавать голос какого-ни­будь духа. Гузинде такой инструмент, однако, уже не застал. Отчасти изменилось и само отношение к ритуа­лам. Традиционная религия перестала играть в жизни огнеземельцев прежнюю роль. Индейцы увидели, что их мир, вместе со всеми его реальными и мифическими оби­тателями, исчезает на глазах, а на смену ему приходит другой, в котором им нет места. Соответственно церемо­нии, которые увидели Гузинде и Копперс, отчасти ли­шились подобающей серьезности. Сомнительно, чтобы в прошлом индейцы вообще разрешили наблюдать их чу­жакам.

Обряды воплощения духов назывались на языке она клоктен. Вначале мужчины возводили большую кониче­скую постройку из жердей, напоминавшую сибирский чум, с выходом на восток, желательно к лесу. Если не­погода не уничтожила прошлогодней постройки, стара­лись воспользоваться ею: ведь при помощи каменных орудий вырубить заново многометровые жерди было не так просто. Постоянных священных мест не существова­ло. С западной стороны за чумом начиналась большая поляна, отделявшая его от жилых хижин, которые бы­ли очень примитивны - конические шалаши, а то и про­сто заслоны от ветра из веток, покрытых шкурами.

Ритуальная хижина называлась xáин. Жерди ее кар­каса имели свои названия и символику, ставились в оп­ределенном порядке. Считалось, что в начале времен семеро могучих мужчин, сойдясь близ юго-восточной оконечности Огненной Земли, построили первую хаин из гигантских камней и впервые исполнили клоктен. Все, что проделали в тот раз мифические персонажи, стали вслед за ними ежегодно повторять люди. Сложен­ная из камней хижина превратилась в гору, и каждый, кому приходилось заснуть близ нее, видел во сне пер­вый клоктен.

После того как ритуальная хижина была поставле­на, мужчины тайно от подростков и женщин готовили маски из кожи и коры, раскрашивали свои тела полоса­ми и пятнами. Когда все было готово, мужчины неза­метно пробирались в хижину. Именно поэтому вход в нее и был обращен к лесу, иначе женщины могли бы догадаться, что духи проникают в хаин не таинствен­ным путем из-под земли, а гораздо более естественным образом. Тем не менее не только зрители, но и сами участники клоктена верили, что настоящие духи и в са­мом деле выходят на свет из очага в центре хаин, все­ляясь в мужчин, надевших маски. Таким образом, ри­туальная хижина мыслилась связующим звеном, времен­но соединявшим два мира - реальный, в котором жили индейцы, и воображаемый мир первопредков, населяв­ших землю в эпоху творения.

У яганов и алакалуф подготовка к празднику велась примерно так же, как у она. Лишь ритуальная построй­ка могла быть иной - не конический чум, а длинная хижина, каркас которой напоминал огромную перевер­нутую корзину. Этот каркас обкладывали дерном, тра­вой, ветками. По мнению этнографов, многие особенно­сти обрядов яганы и алакалуф заимствовали от она. В частности, само название праздника на языке яганов, кина, восходит к слову «хаин», которым она обознача­ли ритуальную хижину.

Раскрасившись и надев маски, мужчины, изобра­жавшие духов, выходили из укрытия на поляну и ста­рались произвести устрашающее впечатление на жен­щин. Те с криком прятались в своих хижинах, а затем снова выходили смотреть на происходящее. Алакалуф ставили особую женскую хижину, в которой непосвя­щенные могли бы спрятаться от грозивших им опасных существ. Время от времени кто-нибудь из мужчин, сняв маску, отправлялся к женщинам и говорил, что духи го­лодны. Получив пищу, мужчины, естественно, съедали ее сами.

Приходится поражаться, сколь сложным и до мело­чей разработанным было «представление», продолжав­шееся много дней и включавшее выход все новых и но­вых духов. Каждый отличался чем-нибудь внешне, имел свой голос, разыгрывал какую-нибудь пантомиму. У она во время клоктена мальчики впервые узнавали, что все эти ужасные демоны хотя и существуют якобы на са­мом деле, однако на празднике присутствуют лишь сим­волически - их изображают мужчины. У яганов и ала­калуф обряды инициации справлялись отдельно и были менее зрелищными: подросткам показывали одного- единственного духа.

Кого же конкретно изображали огнеземельцы? Она наделяли верховной властью женское существо по име­ни Xáльпeн. В отличие от остальных духов Хальпен не имела человекоподобного воплощения. Из шкур и тра­вы мужчины делали змеевидное чучело длиной 6 метров и толщиной примерно 80 сантиметров, раскрашивали его и изредка высовывали из церемониальной хижины наружу. Это зрелище должно было вызывать ужас у непосвященных. Хотя женщины и догадывались, кто и как изготовлял чучело, но никто из них никогда не при­сутствовал при этом. Так что полной уверенности в том, что Хальпен и в самом деле не выползает из-под зем­ли, не было.

О том, что происходит в хаин, непосвященные могли составить представление по доносившимся звукам. Вот раздались приветственные крики - это значит, что Хальпен наконец появилась. Но голоса один за другим смолкали, и женщинам следовало думать, что их мужья и сыновья проглочены чудовищем. С этого момента хи­жину наполняли одни только духи.

Мистерия, которую разыгрывали мужчины перед не­посвященными, имела определенный сюжет. Централь­ным ее эпизодом было рождение у Хальпен ребенка от ее связи с оказавшимися в хаин духами. Новорожденно­го демона звали Кетёрнен, и он мог быть как мальчи­ком, так и девочкой. В последнем случае мужчины про­являли немало изобретательности: ведь по прошествии некоторого времени Кетернен требовалось представить зрителям, а набедренных повязок огнеземельцы не но­сили. На эту роль выбирали человека низкого роста, ко­торому делали специальную перевязку, тело обклеива­ли белым пухом, а на голову надевали маску.

Многие из огнеземельских «демонов» имели свои цвета. Например, Хальпен мыслилась существом белого цвета, а ее сестра, двойник Тану, - красного. Белую, красную, черную и желтую краски огнеземельцы упот­ребляли для нанесения узоров на тело и на различные предметы. Например, в ритуальной хижине яганов на уровне глаз стоящего человека по стенам проводились три параллельные полосы: красная символизировала камни на берегу, покрытые бурыми водорослями, бе­лая - морскую пену, черная - раковины моллюсков на отмели. Все вместе указывало на связь духов с морем, где они обитают.

Выбор красок огнеземельцами не случаен. Языкове­ды давно заметили, что у многих народов для обозна­чения красного цвета слов больше, чем для синего и зе­леного. По мнению большинства исследователей, перво­бытные люди выделяли в природе лишь три цвета: бе­лый, черный и красный (желтый приравнивался к бе­лому или к красному). Разумеется, это не значит, что наши предки были дальтониками и не видели других цветов. Однако сине-зеленая часть спектра не имела значения, не выделялась. На нее, как это заметил аме­риканский археолог Т. Гридер, обратили внимание лишь в эпоху ранних цивилизаций, когда как раз стали ценить синие и зеленые камни типа бирюзы и лазури­та. Возможно, что именно распространенность синего и зеленого цветов в природе (небо, листья) мешала перво­бытному человеку заострить на них внимание. В то же время все легкодоступные красители (мел, охра, уголь) дают бело-красно-черную гамму. Могла быть и еще од­на причина. Не имея других мер для сравнения, перво­бытный человек уподоблял видимое вокруг тем процес­сам, которые наблюдал в собственном теле. В частно­сти, любые красные предметы во всем мире так или иначе ассоциировались с кровью.

Наряду с Хальпен и соответствующими ей женскими персонажами яганов и алакалуф, огнеземельцы во вре­мя обрядов изображали мужских демонов. У она глав­ным из них считался Шоорте. Иногда он появлялся в одиночку, но чаще - в виде целой толпы демонов, лишь слегка отличавшихся друг от друга внешним видом. Семь Шоорте считались главными, но было еще по меньшей мере восемь второстепенных. Все они являлись мужьями Хальпен. Убить Шоорте было невозможно: по­лагали, что если разбить ему голову, из нее выйдет це­лый сонм подобных существ. Духи типа Хальпен и Шоорте воспринимались как хозяева стихий, воплощение таинственных и грозных сил природы. Кроме них участ­ники обрядов изображали множество персонажей более низкого ранга - тотемов, связанных чаще всего с раз­личными видами животных, особенно морских. Среди них - дельфин, коршун, синий кит, сокол, морской еж, медуза, осьминог, кальмар. Преобладание в этом списке морских существ отчасти вызвано тем, что водная фау­на на Огненной Земле гораздо богаче наземной. Кроме того, это объясняется представлениями о подводном ми­ре как об ином, «потустороннем».

Отношение индейцев к персонажам клоктена было сложным. Демонов не на шутку боялись, но от них же ждали поддержки и ниспослания удачи. Это естествен­но, поскольку в образах мифологических существ отра­зились представления об окружающей природе - полной опасностей и вместе с тем дававшей все, в чем человек нуждался. Огнеземельцы в какой-то мере отдавали себе отчет в противоречивости своих воззрений и старались как-то разрешить эти противоречия. Их верования нель­зя назвать примитивными, в некоторых нюансах они оказываются не менее сложными и продуманными, чем доктрины средневековых теологов. Например, у яганов выходивший из подземных глубин злой дух Етайта (за­нимавший то же место, что Шоорте у она) одновременно отождествлялся со светлым верховным божеством по имени Ватаунейва. Сходные представления разделяли алакалуф. Не посвященным в таинства женщинам и де­тям такого рода мифологические тонкости оставались неведомы, но старики, шаманы в своих размышлениях и беседах порой достигали уровня настоящей религиоз­ной философии.

Создание фантастических, но по-своему логичных ре­лигиозно-мифологических концепций, свободное опери­рование в этих случаях отвлеченными понятиями ха­рактерно для многих первобытных народов Южной Аме­рики. До недавних пор такого рода интеллектуальная деятельность людей, живших в условиях доклассового общества, была скрыта от ученых. О духовной жизни «дикаря» европейцы судили по его примитивной мате­риальной культуре. И главным здесь было не столько незнание местных языков, сколько психологическая не­подготовленность этнографов. Точно так же в первые годы после открытия пещерной живописи научная об­щественность Европы не хотела верить, что подобные шедевры созданы рукой художника древнекаменного века.

Однако, как и в любом обществе, в первобытном племени были люди лучше и хуже знакомые с достиже­ниями своей культуры. Эти различия вызваны не толь­ко неодинаковыми способностями и интересами членов коллектива. Важнее другое. Любая интеллектуальная деятельность требует полной отдачи сил и времени. По­этому представления о духовной сущности человека или о мироздании у подростка, только что прошедшего обряды инициации, и у старика-шамана сильно отлича­ются. В частности, для рядовых членов племени мифы - более или менее буквальные отчеты о совершившихся событиях, тогда как для некоторых людей старшего по­коления - скорее иносказания. Об этом не следует за­бывать, сталкиваясь со странными, на наш взгляд, эпи­зодами индейских преданий.

Духовный и интеллектуальный уровень любого об­щества во многом зависит от тех высших достижений, которых добились хотя бы немногие из его членов. Пре­следуя языческих жрецов и шаманов после завоевания Америки, католическая церковь духовно обезглавила местных жителей, лишила их собственных культурных ценностей. Это было важным условием последующей ас­симиляции многих индейских народов.